Я – дочь врага народа - Таисья Пьянкова

Но тут на чердаке действительно кто-то начинает стонать…

Девочки забиваются под стол. А Лизе бояться нельзя.

Форточка оконная большая, но высокая, подоконник узок.

Лиза ставит у окна стул. Велит девочкам подниматься на подоконник, затем ей на плечи и оттуда – в форточку. На волю.

Оказавшись во дворе, девочки отбегают к столовой, которая стоит поодаль от корпуса, среди берёз детдомовской рощи. Лиза присоединяется к ним последней и говорит:

– Я поняла: это мальчишки на чердаке… А Штанодёру надо отомстить.

– Ка-ак?!

У кухни прижилась бездомная кошка. Она ютится под крыльцом. К ребятам привыкла и легко выманивается из своего убежища.

Прямо руками, в нужнике, девочки густо мажут несчастное животное. И вот оно уже пущено в кабинет директора.

Чуть брезжит рассвет. Видно, как бедная кошка беснуется. Поют петухи. Девочки бегут к реке – отмываться.

Река Тара. Этот берег крут. А за рекой до урмана заливные луга. Тайга болотистая. Васюганье. С этой же стороны сосны подступают прямо к селу. До них нужно пройти только улочкой.

В лопухах похрюкивает чей-то поросёнок. А девочки голодны. Их оставили даже без нищенского ужина. Однако поросёнок визжит, и девочки суют его в бочку с дождевой водою. Дальше тайга и предвкушение сытости… Но выпущено из виду, что ни огня, ни ножа, ни соли нет… К тому же девочки быстро заплутали. Они так и не сумели выбраться из урмана до вечерней темноты. Поросёнка выбросили – завонял. Сами забрались на старую черёмуху, устроились и затихли.

Лиза видит во сне отца. Вернее, только его сапоги и брюки-галифе. Надо всем этим голос отца и его смех. Смех какой-то чужой, трескучий.

Голосом Маши Сушенковой отец внезапно кричит:

– Медвежата!

Лиза просыпается и видит под черёмухой двух пестунов. Значит близко медведица! Лиза слетает с черёмухи, прямо в крапиву, следом за нею падают девочки…

Как? Каким путём?! Но через полчаса блукари уже в селе…

Лиза, видимо, летела из тайги впереди остальных. Оттого село уверилось, что именно она и вывела подружек из лесу.

Те не возражали. Наоборот: прилюдно стали доказывать ей, будто она бежала и пела.

Однако Лиза этого не помнит.

Денис Дроздов тоже не спешит поверить в её песню. И шестеркам его не по носу такая её заслуга. А вот Штанодёр не спешит наказать Лизу за своё посрамление. Оттого Денис и его подпевалы кучкуются по углам, перешёптываются.

А навоз обычно в куче загорается…

И пяток пацанов со своим поводырём тем же полуднем (да как бы вот те раз!) на пороге двух узких коридоров сходятся с Лизою.

Тонкая резиновая трубка с маху врезается ей в лицо и опять взвивается, чтобы перекрестить его тем же путём. Но Лиза взлетает за трубкою следом, перехватывает её в полёте и успевает весом тела вырвать хлыст из руки только теперь увиденного ею Дениса.

И всё! Дальше Лизою опять ничего не помнится. Но, судя по рассказам ребят, она хлещет перед собою настолько яро, что успевает снабдить своим ответом не только зачинщика.

Но кто-то со спины вырывает из её рук орудие мести. Пацаны кидаются вон – на улицу. Однако Лиза успевает настигнуть последнего, подставляет ему подножку. Тот летит зубами вперёд и с маху «целует» порог.

Тем поцелуйщиком оказывается Пашка Денисов. Пашка сидит на полу, плюется кровью, а воспитатель Цывик удерживает Лизу за шиворот. Он говорит Пашке с презрением:

– Хорьки вонючие! Одну девку не могли одолеть.

Пашка поднимается. Левой рукою Цывик даёт ему подзатыльник.

– Пошёл вон! – говорит.

Затем в обратном направлении толкает в загорбок Лизу и велит:

– Ступай к доктору, вояка. Пусть рожу-то пластырем залепит.

Лиза послушно идёт в дальний конец корпуса. Там медкабинет.

Глуховатый старичок-доктор в бородке и красивых позолоченных очках. Лизе кажется, что глядит он на неё со страхом.

– Кто это вас, голубушка, разукрасил? – спрашивает он.

Лиза отвечает:

– С берёзы упала.

– Да, да, да! – как бы соглашается доктор. – Ну что ж. Все падают. Тогда садитесь, уважаемая.

Лизу смешит такое обращение, но смеяться больно.

Доктор садится напротив, осматривает ссадину. Сам говорит:

– Познакомимся поближе. Меня зовут Игорь Васильевич.

Лиза таращит глаза, которые наливаются слезами.

Доктор беспокоится – больно?!

Он пытается ваткою промокнуть слезы и повторяет:

– Ну вот! Ну вот! Чего это ещё? Тебя, кажется, Лизою зовут? Подумать только! Лиза! Внучка у меня тоже Лиза. В Новгороде осталась. Теперь уж такая же большая, как ты. Десять лет я её не видел. А теперь ещё пять лет высылки. За что? – размышляет он и спохватывается, говорит: – Выходит, голубушка, что и я, как ты, сирота.

И опять Лизе смешно, и опять больно: сирота с бородкою!

Но она сообщает почему-то шепотом:

– А папу моего расстреляли. Но тут я считаюсь беспризорной. Он любил меня. И мама любила. Она жить не захотела. А ещё меня любил директор школы. Его тоже Игорем Васильевичем звали. Он мне книги давал читать и не велел никому говорить, что я дочь врага народа. А потом и его забрали. Прямо с урока. А потом я убежала из того детдома. И отсюда убегу.

– Давай вместе убежим, – предлагает доктор.

Лиза таращит на него глаза, а Игорь Васильевич просит:

– Не убегай. Пожалуйста! Будем друзьями…

Кто-то из ребят подбирает Пашкин выбитый зуб, цепляет его к ниточке. Отдаёт эту забаву шкетам. Малыши носятся гурьбой, трясут подвескою – тешатся.

Мальцов обижать в детдоме не принято, их мало. К тому же каждому из них покровительствует кто-либо из более старших ребят. Защитить своего дошколёнка – дело святое.

Был бы этот зуб выбит в достойной драке, издёвки бы не последовало. А тут – иная роль. К тому же многие пацаны подхихикивают малышам. Всем надоели Денисовы прихоти.

Одним словом: досталося воронам – аж перьё по сторонам!

Однако же и драный ворон не станет клевать зёрен: хоть бросово, да мясово!..

На другой день Штанодёр вздумал-таки чинить расправу. На заточение девочек больше, правда, не решился, но определил: кому столовую мыть, кому баню перед субботой скоблить, кому погреб чистить.

Лизе досталось наводить чистоту в огромном детдомовском коридоре.

На дворе август – день отменный! Окна настежь. Лиза моет, а Пашка Дроздов швыряет с улицы землю.